(Об одном из направлений современной неправославной русской литературы)
Иерей Андрей (А.И. Хвыля-Олинтер)
«И сказал змей жене: нет, не умрете; Но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будите, как боги, знающие добро и зло» (Быт.3.4-5.).
«В преисподнюю низвержена гордыня твоя со всем шумом твоим; под тобою подстилается червь, и черви — покров твой. Как упал ты с неба, денница, сын зари! Разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: взойду на небо, выше звезд Божиих возведу престол мой, и сяду на горе в сонме богов, на краю севера; Взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему. Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней» (Ис.14.11.-15.).
«Приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; Ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф.11.28-30.).
Занимаясь проблемами, которые в нашей стране плодят деструктивные культы, я часто встречаюсь со своеобразной разновидностью неправославной молодежи. Как правило, они — симпатичные, подвижные, по-своему образованные и ищущие смысл бытия. Но заметно, что, постепенно вытесняющими все остальное, духовно-нравственными чертами их становятся ожесточенность, цинизм, неверие и утрата главных жизненных ориентиров. Типично для подобной молодежи также и возрастающее социальное безразличие, доходящее зачастую до полного отсутствия патриотизма и уважения к государственной власти. В ходе бесед с ними выясняется, что наибольшее влияние на их разум и души оказал те писатели, которые будут упомянуты далее. Это и подвигло меня взяться за литературно-критическую тему.
Православным миссионерам приходится действовать в среде невоцерковленных людей, иногда враждебных Церкви. Красота Православия, его беспредельные философские, нравственные, богословские, богослужебные и мистические высоты им неведомы. Весьма трудно нести благую весть той части интеллигенции, которая настроена суеверно и суемудро, запуталась в проблемах, возникших в нашей больной стране. Эти люди не будут вас серьезно воспринимать, если вы не ведаете начал их профессиональной деятельности, но главное — не чтите их кумиров. Они все меряют лишь через рассудок, оценивают им даже душу. В своей творческой жизни, в искусственном мире человеческих произведений они столь увязли в хитроумной когнитивной «игре в бисер», что не способны сердцем принять Истину (Иер.10.10.; Ин.8.32.; Ин.14.6.) в Ее величественной простоте, цельности и очевидности, В своей честолюбивой суете они затеряли способность стать причастными к Ее сверх-разумности, Ее всеобъемлющей, всеисцеляющей и всепрощающей любви. О них, к примеру, писал один из великих поэтов современности: человек нуждается в простоте, однако всюду выискивает сложность.
И здесь наших служителей муз (а с ними и тех, для кого они сочиняют) подлавливает зло своими модными, занимательными и интеллектуально изощренными приманками. Особенно опасно зло, талантливо оформленное, многократно тиражированное и легко доступное, льющееся с телеэкранов, со страниц газет и журналов, выплескиваемое из типографий потоками продукции антикультуры. Проблема усугубляется, потому что обычно для светского сознания отрицательный персонаж воспринимается более ярким и запоминающимся, чем позитивные образ.
Всякая творческая личность постоянно находится в поиске, в бурлении противоречивых страстей. И чем талантливей человек, тем сильнее в нем внутренняя борьба. Тут уместно привести мысль русского философа Н. Бердяева /6, стр.281/: «Творчество антагонистично, с одной стороны, совершенству человека, с другой — совершенству культуры. Творчество в тисках, оно задавлено взаимовраждебными устремлениями — устремлением к совершенству души и устремлением к совершенству культурной ценности. Творчество не есть самосозидание и самосовершенствование в смысле иоги, христианской святости или толстовства, не есть и созидание культурных ценностей в «науках и искусствах». Творчество религиозное проходит через жертву и собственным совершенством, и совершенством культуры во имя созидания нового бытия, продолжения дела Божьего творения. И бесконечно важно вскрыть тройной антагонизм: антагонизм домостроительства ценностей культуры и домостроительства личного совершенства, антагонизм творчества и культуры и антагонизм творчества и личного совершенства. Лишь творческая религиозная эпоха преодолеет все три антагонизма. Творчество выйдет из тисков личного совершенства и совершенства ценностей культуры. Творчество перейдет к космическому совершенству, в котором претворится в единое — совершенство человека и совершенство его созиданий…».
Надо чувствовать эту противоречивость творческого человека. Вспомним слова апостола Павла: «Ибо, будучи свободен от всех, я всем поработил себя, дабы больше приобрести: для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для чуждых закона — как чуждый закона, — не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, — чтобы приобрести чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых. Сие же делаю для Евангелия, чтобы быть соучастником его» (1Кор.9.17-23.). Поэтому православные миссионеры обязаны знать о кумирах духовно мятущихся слоев нашей интеллигенции хотя бы основные сведения, чтобы через взаимно интересное и полезное общение, с любовью донести им благую весть (для всех сделаться всем), сделать попытку спасти их от влияния зла, от пути к смерти.
Сразу оговорюсь, что в настоящей статье нет попытки призыва к «охоте на ведьм». Для православных люди по своей сущности одинаковы, — все созданы по образу Божьему. Вселенская Церковь сострадает и желает исцеления всем без исключения. Тем не менее, исходя из высшей цели — спасения людей и мира, она обличает безнравственность и безобразность (как гибельную попытку отказа от образа и подобия Божия).
В одном из московских издательств вышел в 2001 г. сборник рассказов современных отечественных писателей под названием «Русские цветы зла» /1/, автор-составитель Виктор Ерофеев. В аннотации к этой книге В. Ерофеев пишет, что «последняя четверть XX века в русской литературе определилась властью зла». В качестве эпиграфа к своей вводной аналитической статье (ранее уже публиковавшейся, но по-прежнему весьма актуальной) упомянутый автор-составитель поместил фрагмент из разговора с монахами Ново-Валаамского монастыря: «Зло — это то, что отдаляет нас от Бога и людей». Высказывание сие непосредственно вытекает из слов Господа Иисуса Христа: «Учитель! какая наибольшая заповедь в законе? Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки» (Мф.22.36-40.).
Можно утверждать, что эпиграф, выбранный В. Ерофеевым, сознательно предложен им как наиглавнейший критерий культурной ценности, которым должны проверяться любые человечески произведения, стили и течения.
Всякое направление в искусстве, в том числе и в литературе, всегда есть то или иное отражение действительности в зеркале какого-либо мировоззрения, миропонимания и мироощущения, которые (даже богоборческие), несомненно, основаны на конкретных вероучениях и определенных религиях (в частности, на атеизме). Действительность бесконечно разнообразна и неповторима, но вероучения стараются увидеть и зафиксировать в ней лишь то, что им соответствует, их оправдывает. Только единственное абсолютное вероучение — подлинное христианство (на что указывал великий философ-диалектик Г.В.Ф. Гегель) стремится через добро воспринимать всю совокупность действительности в его многообразности и целостности. В тоже время вероучения зла ищут в реальности исключительно свое подобие, «выражают силу зла» и, что самое важное, насаждают и взращивают в людях ожесточение. Эти вероучения есть представители так называемых деструктивных культов, разрушительных в отношении личности и созидательных социальных институтов. Поэтому в «русских цветах зла» необходимо вскрывать их религиозные корни. Тогда многое прояснится.
Обратимся вначале к истории. Например, европейский модернизм при всей его внешней раскрепощенности был в значительной степени определен оккультизмом /2/. Практически все авторитетные представители оккультизма, спиритизма и эзотеризма Европы того времени были одновременно заметными писателями, имевшими поклонников и подражателей (один из популярных — А. Конан-Дойль). Не секрет, что подобные писатели отнюдь не были сторонниками Православия и в значительной степени не удовлетворяли вышеупомянутому критерию. Сознательно или бессознательно со стороны работников искусства, но темы и идеи, преобладающие в творчестве эпохи декаданса, почти всегда содержали описания эзотерических практик, как нечто очевидное внедряли в художественное творчество (через них и в сознание масс) антихристианские воззрения о судьбах человечества и его целях.
В русской литературе начала XX века также отмечено сильнейшее влияние оккультизма /2/. Любопытна технология его внедрения в культурную среду. Вокруг творческих работников начинали активно крутиться экстравагантные и притягательные женщины, организующие группы, клубы и салоны. Они навязывали свое общество или входили в жизнь к наиболее талантливым и известным деятелям культуры. А дальше постепенно, но неотступно следовали сеансы исцелений, гаданий, спиритизма, оккультизма, эзотеризма, магии… вплоть до участия в кровавых жертвоприношениях. Гигантское воздействие на деятелей культуры, «самостоятельно» пытающихся решать проблемы бытия мира, а также происхождения добра и зла, имели гностические доктрины, отождествляющие сатану с Богом и придающие злу онтологические основания /3/.
В качестве примера можно упомянуть стихи и роман «Огненный ангел» В. Брюсова или роман «Мелкий бес» Ф. Сологуба (как известно, бывшего сатанистом и одной из темных фигур того времени). Далее приводятся фрагменты, цитируемые по /3/, где стихи напечатаны гораздо полнее и указаны точные ссылки на издания трудов писателей. К. Бальмонт заявлял о себе: «Мне чужды ваши рассуждения: «Христос», «Антихрист», «Дьявол», «Бог»… «; «я люблю тебя, дьявол… «; «будь проклят Бог!». Ф. Сологуб, не таясь, утверждал: «Отец мой, дьявол…». Н. Гумилев писал: «Мой старый друг, мой верный дьявол…». А. Блок записал в дневнике: «…нет разницы бороться с диаволом или с Богом, — они равны и подобны…». Сии цитаты — не художественные метафоры, изобретенные ради выразительности, а проявление двойственной духовной позиции их авторов. Позиции нередко эклектичной и неразборчивой по отношению к добру и злу, хотя, несомненно, мастерски отображаемой в творчестве.
Дело в том, что в ходе такой всеядной, хаотичной и якобы свободной внутренней жизни любопытствующая, но внеправославная часть российских интеллектуалов рано или поздно духовно посвящалась в самые мрачные и деструктивные культы и, как следствие, обожествляла зло. А оно играло ими как слепыми детьми. Поэтому, часто независимо от своих желаний, эти мятущиеся служители муз несли соблазнительно оформленное мракобесие всем социальным слоям населения и «в меру своих сил» готовили страну к революционным потрясениям. Тем самым двигались они и к своей собственной гибели. Вспомним революцию 1917 года, подготовку к ней и трагическую судьбу почти всей российской интеллигенции. Типичная ситуация опытного удильщика и рыб, попавших на обманную наживку. Весь опыт человечества показывает, что приманки сатаны всегда приводят к смерти.
Как же конкретно сие происходило в начале XX века?
«Для русского символизма как самого раннего этапа модернизма с самых первых его шагов было чрезвычайно существенно внимание к разным формам сверхчувственного познания или их имитациям, точно так же, как оккультисты со вниманием относились к литературе, в которой можно было увидеть отражение их идей. …Уже с первых опытов «декадентского» творчества спиритизм осознается в качестве одного из важнейших конституирующих принципов самого понятия «декадентство» /2, стр.8/. Часто принимались или «изобретались» формы мистицизма, которому приписывались признаки якобы Православия, иных вероучений, или как бы находящегося превыше всех религий. Духовная слепота приводила к равноправному восприятию, на самом деле абсолютно несовместимых между собой: христианства, иудаизма, буддизма, индуизма, антропософии, розенкрейцерства, масонства, толстовства… Но особое место занимала теософия как якобы сумма «тайных наук», «примиряющая» все религии до некоей единой вселенской квазирелигии. Е. Блаватская (ее считал своей учительницей А. Гитлер), А. Безант, Р. Штайнер стали кумирами большей доли интеллигенции. Характерным было неприятие земных институтов Русской Православной Церкви, негативное предвзятое отношение к православному священству, выдвижение своих самовольных претензий к Богу и Его единственной Вселенской Церкви.
Заводилой и руководительницей этого процесса предреволюционного разложения культурной российской среды была некая руководительница русского отделения теософического общества А. Каменская. Непосредственное же духовное, идеологическое, психическое давление, вплоть до прямого вмешательства в творчество и интимную личную жизнь, на лидеров культуры оказывала жрица А. Минцлова. Подобное воздействие в той или иной степени испытали В. Брюсов, В. Иванов, М. Волошин, А. Белый, К. Бальмонт, Эллис, В. Кандинский, К. Малевич, М. Чехов, Б. Поплавский, а также иные великие деятели искусства. Сложные противоречивые отношения с эзотеризмом были у Н. Гумилева, О. Мандельштама, М. Кузьмина, В. Ходасевича и других. Н. Гумилев писал: «Русский символизм направил свои главные силы в область неведомого. Попеременно братался он то с мистикой, то с теософией, то с оккультизмом» (Гумилев. Т.3, стр.18). По меткому выражению Б. Зубакина, наука, пошатнув религиозные верования, не смогла их ничем заменить, и на развалинах крайнего материализма возник европейский оккультизм /2, стр.17/.
Д. Андреев в своей «Розе мира» откровенно сообщал «…По мере того как церковь утрачивала значение духовной водительницы общества, выдвигалась новая инстанция, на которую перелагался этот долг и которая, в лице крупнейших своих представителей, этот долг отчетливо сознавала. Инстанция эта — вестничество. Вестник — это тот, кто, будучи вдохновляем даймоном, дает людям почувствовать сквозь образы искусства в широком смысле этого слова высшую правду и свет, льющиеся из иных миров…».
Любой беспристрастный читатель понимает из подобных отрывков, что с больной головы вина перекладывается на здоровую, оказывается, в богоотступничестве и его последствиях — виновата Вселенская Церковь Господа Иисуса Христа. А названная якобы «новой» инстанция точно вычисляется по термину «даймон», явственно созвучному со словом «демон». Вдохновляются же демонами известно кто. Тот же Д. Андреев писал в одном из своих стихотворений: «На дальних эфирных уступах / Отрогов ее запредельных / Есть мир гармоничных сфер, / Для нас составляющих купол / Свободных, бесстрастных, бесцельных / Прозрений, наитий и вер». Действительно, горделивый демонизм (оккультизм, магизм, спиритизм, гностицизм и т.п.) в стратегическом смысле абсолютно бесцелен, потому что ведет к смерти.
Важно то, что этот оккультизм «существовал в сознании многих русских литераторов…, воздействовал на смысловой строй их произведений, заставлял каким-то образом перестраивать личность…» /2, стр.20/. Конечно, почти все писатели (в особенности, талантливые) чутко откликались на разные проявления общественной и природной жизни. Поэтому в их произведениях, в результате творческого (как правило, — искреннего) сопереживания, нередко доминировали или хотя бы присутствовали чистые и светлые мотивы. Однако сам факт кровавой революции со всеми ее чудовищными последствиями, провал белого сопротивления, повальное предательство по отношению к царю, массовые изуверства над православными, апофеоз большевизма свидетельствуют о преобладающем влиянии «цветов зла» в русской жизни (в том числе и творческой) того времени.
Гениальный поэт-философ Ф. Тютчев дал характеристику неправославной русской интеллигенции той эпохи: «Не плоть, а дух растлился в наши дни, / И человек отчаянно тоскует… / Он к свету рвется из ночной тени / И, свет обретши, ропщет и бунтует. / Безверием палим и иссушен / Невыносимое он днесь выносит… / И сознает свою погибель он, / И жаждет веры… но о ней не просит. / Не скажет век с молитвой и слезой / Как ни скорбит перед закрытой дверью: / «Впусти меня! Я верю, Боже мой! / Приди на помощь моему неверью!».
«Двадцатый век… Еще бездомней, / Еще страшнее жизни мгла / (Еще чернее и огромней / Тень Люциферова крыла)» — с тоской написал А. Блок в поэме «Возмездие».
К сожалению, ныне в неправославной отечественной культуре происходит нечто похожее. По-прежнему вольготно процветают оккультно-гностические учения, неовосточные демонические культы, бело-черная магия, астрология, гадания, всевозможные системы «развития сверхъестественных сил человека», донельзя примитивные смеси суеверия с атеизмом. Вся наша многострадальная страна наводнена оккультно-мистическими и откровенно колдовскими информационными потоками. Все также модны писатели, напрямую поэтизирующие демонизм и уродство, некую «серую универсальность» между добром и злом, или нечто, якобы превышающее эти противоположности. В элитных кругах опять с интересом обсуждаются именно «демонические» стороны творчества Л. Андреева, Д. Андреева, М. Булгакова, В. Орлова и других, может быть, менее ярких, писателей, обращавшихся к данной теме.
К примеру, повесть М. Булгакова «Дьяволиада», а также предварительные варианты наименования его романа «Мастер и Маргарита» — «Черный маг», «Копыто инженера», «Великий канцлер», «Князь тьмы» указывают на интерес М. Булгакова к носителям духовного зла. Отец этого яркого писателя занимался исследованиями различных вероисповеданий, в том числе масонства. Сам М. Булгаков мечтал написать сочинение о масонстве. На него оказывала воздействие оккультистка В. Крыжановская (Рочестер). Он признавал и мастерски использовал притягательность идей зла, оформленных под видом добра. В тоже время М. Булгаков негативно относился и к явным хулителям Бога. Известно его искреннее высказывание о том, что в редакции журнала «Безбожник» сидит «неимоверная сволочь». Духовно-нравственный облик указанного писателя-мыслителя был противоречив как в его творчестве, так и в быту. Это характерно для многих служителей муз и их почитателей.
Однако в подобных раздвоениях нередко обнаруживаются приоритеты. Наши «демонирующие» интеллектуалы с удовольствием обсуждают эзотеризм и НЛО, но стоит с ними всерьез, а не на уровне салонных пересудов и болтовни, заговорить о Православии, так они, ничего о нем не ведая по существу, сразу же восклицают: «Это ненаучно, архаично и неинтересно, это мифы!». В спасительные таинства Вселенской Церкви ни один из них не хочет войти по настоящему. Однако Самим Богом, Светом, Истиной, Любовью установлено значение Вселенской Церкви и таинств. Именно здесь в нашем мире пролегла граница, разделяющая две земные державы — добра и зла. Отношение к ним есть один из главнейших признаков принадлежности личности к какой-либо из этих двух непримиримых стран.
История продолжает учить тому, что многие люди по большому счету не способны ничему научиться, в первую очередь заблудшая часть интеллигенции, вновь своим духовным инфантилизмом стряпающая себе и своему народу погибель. Дело в том, что способности в служении музам и интеллект в нынешнем мире никак не связаны с одаренностью в духовной и нравственной сферах. В жизни человечества слишком известны развращенные и растлевающие гении и последствия влияния их шедевров. Чрезвычайно опасно, когда высшим и единственным мерилом оценки того или иного человека, поводом для его идеализации и, даже, обожествления, становятся лишь его способности в искусстве, а не принятые им духовные и морально-этические нормы.
От того, что Бог есть Любовь, вытекает, что в основании нашего мира пребывают религиозные нравственные заповеди (см. 1Кор.13.8-10.), а вовсе не материальное «единое поле» и, тем более, не искусственные создания. Поэтому жизнь, истинная цель человека и нравственность (Заповеди Божии) — практически синонимы. Вследствие этого, в конечном итоге, значение и судьба личности определяются тем, какое вероучение она для себя выбрала, каково ее реальное отношение к Богу — Свету, Истине и Любви. Как сказал И. Бродский, «Есть мистика. Есть вера. Есть Господь. / Есть разница меж них. И есть единство. / Одним вредит, других спасает плоть. / Неверье — слепота, но чаще — свинство». Недаром известный французский философ, математик и физик Б. Паскаль писал: «Есть три разряда людей. Одни обрели Бога и служат Ему, люди эти разумны и счастливы. Другие не нашли, но ищут Его, эти люди разумны, но еще несчастны. Третьи не нашли Бога, и не ищут Его. Они безумны и несчастны». В случае работников культуры данные безумия и несчастья, так или иначе, передаются народным массам. Ситуация эта весьма точно воспроизведена в картине-притче П. Брейгеля «Слепые», созданной еще в 1568 г., но всегда актуальной — слепые ведут слепых. Духовно-нравственная слепота гениев искусства, крупных художников-мыслителей не менее разрушительна для человечества, чем атомный взрыв.
Сумасшествие безбожия видно из слов Г. Гессе в первой главе его знаменитого романа «Игра в бисер»: «Подобно тому, как религиозные мыслители прежних времен представляли себе жизнь тварей живых дорогой к Богу и только в божественном единстве усматривали полную завершенность многообразного мира явлений, — примерно так же фигуры и формулы Игры, строившиеся, музицировавшие и философствовавшие на всемирном, питаемом всеми искусствами и науками языке, устремлялись, играя, к совершенству, к чистому бытию, к сбывшейся целиком действительности». Истинная причина подобных строк — вожделение всегда зависимой и ограниченной в своих возможностях личности сделаться превыше всемогущего и самобытного Бога, превзойти абсолютную Истину и Любовь. Разве это не настоящий сатанизм зла в интеллектуально соблазнительной форме некоей игры, навязываемой всем?
Чем переполнены сейчас книжные магазины, киоски и ларьки? Преимущественно — «Цветами зла» в разной привлекательной обертке!
Вот писатели, включенные составителем в сборник /1/: Виктор Ерофеев, Варлам Шаламов, Андрей Синявский, Виктор Астафьев, Юрий Мамлеев, Фридрих Горенштейн, Сергей Довлатов, Венедикт Ерофеев, Валерий Попов, Саша Соколов, Евгений Харитонов, Вячеслав Пьецух, Татьяна Толстая, Евгений Попов, Анатолий Гаврилов, Владимир Сорокин, Дмитрий Пригов, Лев Рубинштейн, Юлия Кисина, Игорь Яркевич, Виктор Пелевин, Эдуард Лимонов. Список весьма неоднородный по уровню человеческих и творческих качеств. Запомним эти фамилии предлагаемых героев дня, большей частью на самом деле любимцев рассматриваемого нами слоя интеллигенции.
Тут далеко не все из тех литераторов, которые вольно или невольно выращивают ожесточение в людях нам и себе на крушение. Конечно, как только что отмечалось, они весьма различаются по своим художественным методам, по своей совести и интересам, направлениям своих сопереживаний и искренности, по пониманию красоты. Путь большинства из них сложен, противоречив, а, зачастую, трагичен. Наша литература и как явление, и как конкретные группы писателей — явление многогранное и неоднозначное, отражающее судьбы элитных групп, народа и страны, несущая их тяготы и недуги.
Поэтому люди, сведущие в отечественной литературе, справедливо могут сказать, что некоторые из этих писателей честно воюют со злом, разоблачают его, например, талантливый Виктор Астафьев. Однако здесь своевременно вспомнить поговорку советских времен: «Они так боролись за мир, что камня на камне не оставили…». Битва со злом его же языком и методами оказывается почти всегда таким же злом, если не худшим.
Приведу цитату из одного из произведений В. Астафьева: «Попик в старомодном, с Византии еще привезенном одеянии, махая кадилом, бормочет на одряхлевшем, давно в народе забытом языке молитвы, проповедуя примитивные, для многих людей просто смешные, банальные истины… Там, в кадильном дыме, проповедуется покорность и смирение, все время звучит слово — раб; в душной казарме, этой узаконенной тюрьме, где уставом, где кулаком и пулей вбиваются в человека подчинение и покорность» (альманах «Новый мир», №8, 1999). Какой бы художественной необходимостью не был вызван подобный эпизод, он написан о единственной религии, в которой Бог есть Любовь, есть Свет, и нет в Нем никакой тьмы, в которой Бог жертвует Собой ради исцеления и спасения каждого человека и всего мира. На что ориентируют подобные слова В. Астафьева молодежь, неокрепшую духовно и нравственно?
Это сочинено о вере, создавшей нашу культуру, язык, письменность, календарь, государственность, самоидентификацию народа, сформировавшей современное осознание человеком себя как свободной личности, уничтожившей рабовладельчество, утверждающей, что любой человек создан по образу Божьему. Любовь, совесть, добродетель, святость, оказывается, — банальные и смешные истины? Чего не сделает духовно дезориентированный талант ради изощренных правил художественного вымысла!
Как же сам составитель сборника «Русские цветы зла» характеризует выбранных им авторов? В нижеследующем тексте цитаты, для которых не указан источник, взяты из статьи В. Ерофеева /1/.
«Последняя четверть XX века в русской литературе определилась властью зла». «Потеря общей идеи высвобождает энергию, необходимую для свободного путешествия. Рожденная в диалектической игре потерь и приобретений, новая русская литература выпорхнула из клети. Острота переживаний свободы заложена в сущности ее существования».
«Литература конца века исчерпала коллективистские возможности. …С середины 70-х годов началась эра невиданных доселе сомнений не только в новом человеке, но и в человеке вообще. Новая русская литература засомневалась во всем без исключения: в любви, детях, вере, церкви, культуре, красоте, благородстве, материнстве, народной мудрости… Ее скептицизм со временем возрастал. Это двойная реакция на дикую русскую действительность и чрезмерный морализм русской культуры».
«Разрушилась хорошо охранявшаяся в классической литературе стена… между агентами жизни и смерти (положительными и отрицательными героями). Каждый может неожиданно и немотивированно стать носителем разрушительного начала; обратное движение затруднено. Любое чувство, не тронутое злом, ставится под сомнение. Идет заигрывание со злом, многие ведущие писатели либо заглядываются на зло, завороженные его силой и художественностью, либо становятся его заложниками… Красота сменяется выразительными картинами безобразия. Развивается эстетика эпатажа и шока, усиливается интерес к «грязному» слову, мату как детонатору текста. Новая литература колеблется между «черным» отчаянием и вполне циничным равнодушием».
«В литературе, некогда пахнувшей полевыми цветами и сеном, возникают новые запахи — это вонь. Все смердит: смерть, секс, старость, плохая пища, быт. Начинается особый драйв: быстро растет количество убийств, изнасилований, совращений, абортов, пыток. Отменяется вера в разум, увеличивается роль несчастных случаев, случаев вообще. Писатели теряют интерес к профессиональной жизни героев, которые остаются без определенных занятий и связной биографии. Многие герои либо безумны, либо умственно неполноценны. На место психологической прозы приходит психопатологическая. Уже не ГУЛАГ, а сама распадающаяся Россия становится метафорой жизни».
«Деградация мира уже не знает гуманистических пределов, мир по-ортеговски дегуманизируется. В самом писательстве обнаруживается род болезни, опасной для окружающих, что еще более подрывает верования в созидательные способности человека. Однако сомнения не распространяются на личность самого повествователя, он допускает насмешку надо всем, кроме себя».
«Остается лишь дикий испуганный визг… персонажей,… которые хотят спастись в грязной пивной, сектах, сексе, галлюцинациях, убийствах, — ничего не помогает. Может помочь только тупость».
«Война со злом давно закончилась его окончательной победой, но жить-то надо».
«Цинизм приносит облегчение, смягчает психологические трудности перехода от тоталитаризма к рынку; читатель получает долгожданную индульгенцию; его больше не приглашают к подвигам».
«Все решает ситуация, инстинкты, биологическое поле, каприз. Побеждает сильнейший, Он же и развлекается. Старая идея сверхчеловека ловко упакована в сознание маленького сентименталиста, любящего пиво, женщин и колбасу».
«Смысл новой русской литературы не в этнографической достоверности и не в разоблачении страны, а в показе того, что под тонким культурным покровом человек оказывается неуправляемым животным…».
«В более молодом поколении писателей, настойчиво подражающих образцам литературы зла, ослабляется, однако, напряжение самого переживания зла. Возникает вторичный стиль, чернуха, жизненные ужасы и патология воспринимаются скорее как забава, литературный прием, как уже проверенная возможность поиграть в острые ощущения».
И из концовки рассматриваемой статьи В. Ерофеева: «Как бы то ни было, русская литература конца XX века накопила огромное знание о зле. Мое поколение стало рупором зла, приняло его в себя, предоставило ему огромные возможности самовыражения. …Возникла тяга к святотатству. Казалось бы, сатанизм захватил литературу (о чем говорит «нравственная» критика)… Чтобы выразить силу зла, в русскую литературу пришло поколение далеко не слабых писателей.
Итак, зло самовыразилось. Литература зла сделала свое дело. Онтологический рынок зла затоваривается, бокал до краев наполнился черной жидкостью.
Что дальше?».
…
Завершен В. Ерофеевым колоритный портрет одного из направлений современной неправославной русской литературы и ее деятелей, которые в своих метаниях отдалились от Бога и людей, почти утратили или совсем потеряли веру, надежду, любовь, мудрость. К сожалению, как бывает в подобных случаях, изображение оказалось схожим с портретом Дориана Грея. Те же углубляющиеся и древние морщины демонизма в различных его формах. И тот же, кажущийся новым, лживый облик оригинала. Это — даже не «цветы», а беспросветные джунгли мрачной литературной страны зла и смерти, где одни талантливо пропагандируют зло, а другие талантливо обличают зло его же способами. Цель оправдывает средства? В любом случае здесь — ужасающая «красота» ожесточения, безобразие. Писательство рассмотренных в настоящей статье авторов производит на нормальных людей тягостное, а зачастую и гадливое впечатление. Эти духовно больные люди претендуют на роль «властителей дум». К сожалению, нередко их претензии оправдываются. И грустно, что они находят себе сторонников и поклонников, желающих духовно умереть. От них, как чернила в воде, тьма расходится в народные глубины.
Французский поэт Ш. Бодлер еще в 1856 г. пророчески изобразил ситуацию, сложившуюся в нашей неправославной литературе, рисунком к своей книге «Цветы зла» /5/. В этом сборнике он обрисовывает путь, на который попадают, рано или поздно, деятели искусства, отпавшие от Бога: «Мой Демон — близ меня, — повсюду, ночью, днем, / Неосязаемый, как воздух, недоступный, / Он плавает вокруг, он входит в грудь огнем, / Он жаждой мучает, извечной и преступной. // Он, зная страсть мою к Искусству, предстает / Мне в виде женщины, неслыханно прекрасной, / И, повод отыскав, вливает грубо в рот / Мне зелье мерзкое, напиток Зла ужасный. // И, заманив меня — так, чтоб не видел Бог, — / Усталого, без сил, скучнейшей из дорог / В безлюдье страшное, в пустыню Пресыщенья, // Бросает мне в глаза, сквозь морок, сквозь туман / Одежды грязные и кровь открытых ран, — / Весь мир, охваченный безумством Разрушенья». Как видим, действительно, «новое» — есть лишь забытое старое. Жутко, когда у гения остаются лишь пресыщение и его разрушенная душа, лишенная любви.
Печально для России, что некоторые ее талантливые служители муз так запутались в страстях и остром резонансе злу. А ведь интеллигенция для любой страны имеет значение головного мозга в человеке, соответственно, здорового или больного. Неужели у нас совсем исчезли красота, целомудренность, добропорядочность, святость, жизнь? Неужели нет «русских цветов добра»? Слава Богу, они имеются!
К нынешним деятелям искусства обращены искренние слова А. Блока, сказанные им Богу: «Дай мне неспешно и нелживо / Поведать пред Лицом Твоим / О том, что мы в себе таим, / О том, что в здешнем мире живо!» (поэма «Возмездие»). Гениальный поэт верно подметил — живо, а не мертво. Несмотря на некоторую двойственность духовно-нравственной позиции, в своих глубинах душа А. Блока, как и у большинства людей, стремилась к Тому, Кто все оживляет. А жизни без Бога нет, без Него нет вообще никакого бытия.
Вспомним пророческие и актуальные слова С. Булгакова /4/: «Историческое будущее России, возрождение и восстановление мощи нашей родины или окончательное разложение, быть может, политическая смерть, находятся, по моему убеждению, в зависимости от того, разрешим ли мы эту культурно-педагогическую задачу: просветить народ, не разлагая его нравственной личности. И судьбы эти история вверяет в руки интеллигенции. Опыт последних лет показал, что она находит доступ к душе народной, и в то же время она всегда имела страстное, неудержимое, жертвенное стремление к служению народу в той форме, как она его понимает. В этом-то понимании и все дело, и вот почему мировоззрение самой интеллигенции приобретает такую исключительную важность, как состояние нервов и мозга всей страны. В сердце и голове русской интеллигенции происходит борьба добра и зла, животворящего и смертоносного, зиждительного и разрушительного начала в России, а поскольку происходящее у нас имеет несомненно и мировое значение, то и борьба эта мировая… не в парламентах или народных собраниях происходит теперь самое решительное столкновение добра и зла, но в душах людей, и исторические судьбы России решаются ныне в той незримой внутренней борьбе, которая происходит в русской душе…».
Да, Россия, ее народные массы и ее неправославная литература опасно больны и изранены, поэтому мы дерзаем с помощью Божией участвовать в спасении соотечественников от зла. Наша задача — терпеливо помочь заблудшей части интеллигенции обрести веру, надежду и любовь, увидеть истинную красоту добра и вселенское значение нравственности. Не теряя, при этом, любви и сострадания к людям, ибо все мы сотворены по образу Божьему и все без исключения дадим отчет перед Ним.
С Богом мы непобедимы! «Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф.16.18.), «Церковь Бога живаго, столп и утверждение истины» (1Тим.3.15.), «Я с вами во все дни до скончания века» (Мф.28.20.).
К счастью, существует такая православная и близкая к православной литература, которую можно назвать — «русские цветы добра». Эта литература, обычно без изощренных интеллектуальных ухищрений рассудка, в талантливой простоте, идущей от сердца, описывает добро, разоблачает зло методами и средствами добра, воспитывает в читателях высокую нравственность, светлую духовность, призывает к святости и патриотизму. В данном списке Н. Гоголь, Ф. Тютчев, Н. Лесков, Ф. Достоевский и многие-многие другие. У них тоже, зачастую, отмечается кое-какая неоднозначность духовной позиции, но они твердо выбрали для себя страну добра, и, поэтому, несут людям истинное добро.
Однако, это уже тема следующих статей. Надеюсь, что кто-либо из читателей откликнется и пришлет свои размышления об искусстве нынешних «русских цветов добра», продолжающих святоотеческие традиции Вселенской Православной Церкви — единой Святой Соборной и Апостольской Церкви.
Основные использованные источники:
1. Ерофеев В. Русские цветы зла: Сборник. — М.: Зебра Е, ЭСКИМО-Пресс, 2001. — 560 с.
2. Богомолов Н.А. Русская литература начала XX века и оккультизм. — М.: Новое литературное обозрение, 1999. — 560 с.
3. Слободнюк С.Л. Идущие путем зла (древний гностицизм и русская литература 1890 — 1930 гг.). — Санкт-Петербург: «Алетейя», 1998. — 428 с.
4. Булгаков С.Н. Интеллигенция и религия. О противоречии современного безрелигиозного мировоззрения. — Санкт-Петербург: АОЗТ «ЭРВИ», 2000. — 48 с.
5. Шарль Бодлер. Цветы Зла. Стихотворения в прозе. — М.: Высш. шк., 1993. — 511 с.
6. Бердяев Н.А. Смысл творчества: Опыт оправдания человека. — Харьков: Фолио; М.: ООО «Издательство АСТ», 2002. — 688 с.
