Норма и патология духовной жизни

А.Ф. Быков, врач-психиатр,
доклад на миссионерской конференции «Современная православная миссия: опыт и перспективы»

  1. АКТУАЛЬНОСТЬ ВОПРОСА

Изменение системы духовно-нравственных ценностей и оживление религиозности в российском обществе – один из закономерных результатов социально-политических преобразований. В связи с этим перед специалистами в области охраны психического здоровья по-новому ставятся вопросы о норме и патологии, об особенностях нервно-психических расстройств у душевнобольных-верующих, о ресурсном, психотерапевтическом (а в ряде случаев — и психотравмирующем) значении религиозности. Именно в такой последовательности представлена структура настоящего доклада.

За последние десятилетия произошло расширение научной парадигмы в психиатрии от медико-биологической модели психической патологии к биопсихосоциальной модели. Однако, ряд авторов указывают на необходимость дальнейшего расширения этой парадигмы с включением в нее духовного измерения, включающего религиозные, моральные, эстетические, научные, культурные, и мировоззренческие принципы и идеалы, стремление человека к самосовершенствованию.

Среди прихожан православных храмов достаточно много людей, страдающих психическими расстройствами. Такая ситуация объясняется не только стремлением больных найти в Церкви поддержку, смысл и цель в жизни, но и в ряде случаев – религиозным  содержанием их психопатологических переживаний. Вместе с тем, согласно «Основам социальной концепции Русской Православной церкви», психическое заболевание не умаляет достоинства человека, душевнобольной также является носителем образа Божия и нуждается в сострадании и помощи.

С другой стороны, в последние десятилетия на фоне ломки жизненного стереотипа, сформировавшегося в годы советской власти, приход многих людей в религию осуществлялся без предшествую­щего религиозного опыта, семейных и общественных традиций, ре­лигиозного образования. Открывшаяся одновременно с этим свобода для деятельности всевозможных «целителей» и «духовных учителей», привела к появлению деструктивных сект, использующих биоэнергетические, экстрасенсорные и экстремаль­ные психотерапевтические практики. В результате  врачи встретились с новыми вида­ми патологии, появилось даже понятие «культовой травмы».

Таким образом, представляется достаточно важным вопрос понимания нормальной и патологической религиозности, что может быть полезно как для священнослужителей, так и для активных мирян, способствующих воцерковлению людей, готовящих их к первой, серьезной встрече со священником. По словам В.Э. Пашковского, «все психопато­логические явления имеют аналоги в психологии человека. Так же, как существуют критерии, позволяющие отличать острое горе от деп­рессии, любовь от бреда любовного очарования, так же должны су­ществовать и отличительные признаки нормальной и патологичес­кой религиозности».

  1. НОРМА И ПАТОЛОГИЯ

В начале XX века П. Жане и З. Фрейд однозначно относили религию к патологическим феноменам. Жане считал, что здоровые люди не нуждаются в религии, а Фрейд – что религия одновременно является и коллективным неврозом, и средством защиты от него. Иная крайность отмечалась у В. Джеймса, который в 1916 г. расширил границы религиозности, включив в нее патологию, считая, что «невротический темперамент может повышать чувствительность к высшей реальности».

В современном понимании детерминации патологической религиозности можно выделить две основные идеи.

Во-первых, психически больной человек нередко в силу своей болезни считает себя религиозным, причем, в современном понимании, религиозность у пациентов с религиозным бредом является следствием расстройства, а не его причиной.

Во-вторых, здоровый человек при неправильном формировании или понимании религии может запустить механизмы, приводящие к патологическому состоянию. Примером может служить широко известное в православной традиции это состояние, обозначаемое как «прелесть».

Исследователи предполагают, что искаженная религиозность может продуцировать невротические симптомы вследствие искаженного восприятия реальности, регресса к инфантильным стадиям психического развития и архаичным способам мышления, поощрения беспомощности с требованием авторитарного подчинения вследствие ложно понятого смирения.

Наиболее системной представляется является концепция критериев «здоровой веры» С. Астерберна и Дж. Фелтона. Подлинная религиозная вера:

1) фокусирована на Боге;

2) постоянно возрастает;

3) сопровождается уважением к собственной личности и убеждениям других;

4) ориентирована на свободное служение;

5) способствует личностному росту;

6) сопровождается осознанием своего несовершенства;

7) происходит из внутренних убеждений и противостоит конформизму;

8) ориентирована на теплые межличностные отношения;

9) базируется на личном опыте Богообщения;

10) антиномична и не следует принципам «или/или; они/мы; все/ничего»;

11) не осуждает;

12) не противоречит реальности;

13) не несет функций защитного механизма;

14) преисполнена благоговения и любви.

  1. РЕЛИГИОЗНЫЙ ОПЫТ И ПСИХИЧЕСКИЕ РАССТРОЙСТВА

Важный методологический принцип современной психиатрии, связанный с именем Курта Шнайдера, гласит: «В связи с возможностью полного феноменологического сходства психической болезнью (психопатологическим симптомов) признается лишь то, что может быть таковой доказано». В соответствии с ним, религиозно-мистические состояния следует рассматривать как патоло­гическое явление лишь в том случае, если они на правах симптомокомплекса входят в структуру синдрома — сис­тему высшего порядка, определяющуюся не только качеством, но и тяжестью расстройства психической деятельности.

Главной отличительной чертой религиозно-мистических со­стояний является переживание «непосредственного единения» с Богом или иными сверхъестественными силами. Их следует соотно­сить с двумя классами явлений. Они могут быть крайним выражением религиозного опыта либо они могут выступать в роли симптомокомплекса в рамках различных психопатологических синдромов. Во этом случае они протекают в условиях как измененного так и неизмененного сознания, например при шизоф­рении, и подчиняются закономерностям клинических проявлений, течения и исхода основного психического расстройства.

Пример (из книги В.Э. Пашковского «Психические расстройства с религиозно-мистическими состояниями»):

Больная Л., 38 лет. Росла и развивалась без особенностей. В школе училась хорошо, была акку­ратной, послушной. Окончила универси­тет, получила специальность «геофизик», работала по специальности в научно-исследовательском инсти­туте, училась в аспирантуре.

В 30 лет без видимых причин стали отмечаться усталость, нерезкие колебания настроения, незначительная отгорожен­ность. Стала интересоваться религией. Ушла из НИИ, сменила несколько мест работы, последнее место работы — санитарка в хосписе. Вышла замуж, родила сына. После родов раз­велась с мужем, утратила связи с друзьями и знакомыми, почти все время проводила в церкви, а дома часто молилась, соблюдала посты. Стала холодной к родным и близким. Когда сыну исполнился год, забирала его с собой, таскала его по церквям и святым местам, кормила плохо и нерегулярно, в основном тем, что подадут прихожане, не следила за гигиеной ребенка. Категорически отказалась от устройства сына в детское учреждение, мотивируя это тем, что ему нужно регулярно бывать в церкви. Однажды во время оче­редного путешествия потеряла ребенка, который был обнару­жен бабушкой у посторонних людей. Когда сын заболел, не дождавшись прихода врача, утащила ребенка в церковь. В бе­седе матери с настоятелем храма батюшка высказал предположение о психическом расстройстве и посове­товал обратиться к психиатру. Мать настояла на проведении первичного психиатрического обследования и последующей госпитализации.

После проведенного стационарного лечения существенного улучшения не отме­чалось. Нигде не работала. Потеряла интерес к сыну, которого в период ее госпитализации удалось устроить в детский сад. По-прежнему молилась, ходила в церковь. Затем появилась тяга к уходам и бродяжничеству. Ходила по церквям, монас­тырям, ночевала на кладбище. Знакомилась с бомжами, ни­щими, приводила их домой. Однажды во время поездки в мо­настырь почувствовала страх, тревогу, беспокойство. Услышала «голос из преисподней», который называл ее колдуньей и предрекал скорую гибель. Появилось ощущение, что земля вот-вот разверзнется, и она провалится сквозь землю. В стра­хе пыталась куда-то бежать. Была госпитализирована.

В течение последних 6 лет клиническая картина характеризовалась признаками непрерывно текущего процес­са с нарастанием дефицитарной симптоматики с периодическим появлением психотических вспышек, в ходе которых больная ложилась на пол, кричала молитвы, отказывалась от пищи. Поступала в стационар по­чти ежегодно. За две-три недели до последнего поступления услышала «внутренний голос», который приказал собираться и идти в монастырь. Исчезла из дому, никого не предупредив. Через неделю после ухода была найдена на улице, обнаженная лежала в луже. Сантранспортом была доставлена в психиатрический стационар. В больнице сказала, что слышала голос Бога, который призывал к совершению подвига юродства. Поняла, что надо раздеваться, бросать одеж­ду, порвать паспорт. Отчетливо слышала голос Иисуса Христа, который называл ее своей невестой. В дальнейшем в результате лечения состояние постепенно улучшалось. Исчезли обманы слуха, по­ведение стало носить упорядоченный характер. Появилась фор­мальная критика к своему заболеванию. На первый план в кли­нической картине стали выступать негативные симптомы: монотоность, пассивность, уплощение аффекта.

Приведенное наблюдение не оставляет сомнений о том, что речь идет о шизофреническом процессе. Заболевание началось с 30-летне­го возраста и характеризовалось углубляющейся интровертированностью, утратой контактов с близкими. Религиозность, возникшая не до, а после начала болезни с самого начала имела дисгармоничный характер и отражала дискордантность психических процессов и поведения. Параллельно с потерей связей с окружающим миром, род­ственниками и знакомыми, утратой этических навыков нарастала компульсивная религиозная активность, неадекватное сверхусердие в отправлении религиозных культов, фиксация на архаичных спосо­бах мышления, извращение коммуникаций — общение с сугубо со­циально запущенными людьми. Наиболее ярко чувственное притуп­ление выразилось во взаимоотношениях с малолетним сыном, которого больная таскала с собой по религиозным местам, забывая покормить, переодеть, показать врачу. Во время психотических при­ступов религиозные переживания больной проявились в обманах чувств, бредовых идеях величия и бредовом поведении.

  1. РЕЛИГИОЗНОСТЬ КАК ЛИЧНОСТНЫЙ РЕСУРС РЕАБИЛИТАЦИИ ПСИХИЧЕСКИ БОЛЬНЫХ

Как уже отмечалось, современная психиатрия исходит из тезиса о том, что религиозность сама по себе не является психическим расстройством, но и в ряде случаев может выступать как мощный личностный ресурс в совладании с имеющимися душевными заболеваниями. На необходимость учёта духовной стороны жизни душевнобольного при разработке плана его лечения и реабилитации указывал уже в 1979 г. Д.Е. Мелехов: «Императивным требованием становится рассмотрение человека как целого во всей полноте его физических, психологических и духовных проявлений. В ряде случаев необходимо поставить пациенту духовный диагноз», который «является правомерным и служит дополнением к психиатрическому диагнозу. Духовное выздоровление может привести к психиатрическому и физическому выздоровлению».

Исторически накоплен богатый опыт успешного взаимодействия Церкви и светской медицины в работе с душевнобольными. Начиная с IV в., сразу же после окончания гонений на христианскую Церковь, стали появляться благотворительные учреждения и монастыри, ставшие первыми обителями врачевания. Например, св. Василий Великий (+379), будучи епископом Кесарии, инициировал открытие Василиады — врачебницы для душевнобольных. Также и другие епископы организовывали в своих епархиях в разное время подобные врачебницы. В них душевнобольной человек мог найти кров, пищу, утешение и возможное лечение.

На Руси, с момента её крещения, существовало отношение к врачеванию как к подвижническому долгу монахов. На Стоглавом соборе 1551 г. Иван Грозный потребовал оказания содействия в призрении нищих и больных, к которым относились и «лишенные разума». По постановлению этого собора монастыри взяли на себя попечение о психически больных, в частности, совершивших преступления. Эти функции монастыри выполняли и раньше, но постановления Стоглавого собора уточнили и расширили их обязанности.

С XVIII в. в России (а ранее – и в Западное Европе) стал происходить процесс секуляризации культуры и науки. В это же время от церкви начала отделяться и психиатрия, которая прошла период становления на основе рационалистических теорий. Однако, в начале ХХ в. был отмечен подъем религиозности в «образованном обществе» в сторону православия, по-новому осмысленному, благодаря европейскому исторически-философскому материалу. В психологии и психиатрии возникла тенденция иного понимания духовности больного человека. При этом религиозность стала пониматься как некая ресурсная часть личности душевнобольного. В частности, С.С. Корсаков в 1901 г. писал, что «каждому психически здоровому человеку присуще религиозное чувство».

Коренное изменение социально-политического устройства страны в 1917 г. и последовавшая за этим полная секуляризация науки, в том числе и психиатрии, сделали духовно-ориентированный подход к пониманию психических расстройств «ненаучным» и поэтому недопустимым. Лишь в последние годы наметилась определённая тенденция к сближению Церкви и психиатрии. В психиатрических клиниках и психоневрологических интернатах стали открываться домовые храмы. Больные и врачи получили возможность духовно окормляться у православных пастырей. Изучается опыт пастырского попечения душевнобольных на приходе. Разработаны и используются методики духовно ориентированных психотерапевтических вмешательств, в частности, при патологических зависимостях, основанные на тесном взаимодействии врачей и священнослужителей. Разрабатывается концепция духовно-ориентированной, в том числе православной (святоотеческой) психотерапии и исследуется взаимосвязь между психическим благополучием и уровнем религиозности, религиозной практикой. В текущей литературе появляются указания на то, что такие положения традиционных религий, как вера в воскрешение и справедливость, посыл терпимости, защита от изоляции с возможностью реализации своих потребностей, молитва, несут в себе высокий психогигиенический и психотерапевтический потенциал.

Религиозность способствует формированию субъективно-позитивных изменений в самовосприятии и оценке действительности. Кроме того, сам по себе процесс воцерковления с обретением высшего смысла жизни в стяжании Божией благодати делают человека духовно и психологически защищенным. А.В. Гнездилов рассматривает духовный аспект как фактор, определяющий качество жизни личности вне зависимости от физических, психологических и социальных проблем. Таким образом, речь идёт о своеобразной религиозной стратегии совладания с болезненными расстройствами.

Следует отметить и проявляющееся в ряде случаев негативное влияние религиозной веры на реабилитацию. Прежде всего, это относится к больным, «религиозность» которых представляет собой непосредственное проявление болезненных переживаний. Очевидно, что религиозность таких больных имеет болезненно искаженный характер и представляет из себя проявления душевной болезни. Иногда она может даже усугублять расстройства, нарушать поведение (например, в виде извращённых форм аскетической жизни, вплоть до тяжёлой кахексии, или в совершении различных правонарушений или суицидных действий). Для таких пациентов, по мнению Б.А. Воскресенского, целесообразнее искать иные формы реабилитационных воздействий.

Негативно сказывается на реабилитационном процессе участие больных в различных сектантских движениях и псевдорелигиозных деструктивных культах. Здесь имеется лишь внешнее сходство с религиозной активностью. Опыт изучения влияния деструктивных религиозных культов на психическое здоровье позволил выявить многочисленные факты нанесения ущерба психическому здоровью вовлеченных в секты людей, в том числе психически больных. Кроме того, на «околопсихиатрической» сцене секты представлены в том числе и «благотворительными» организациями, чьи интересы в реальности очень далеки от заботы о положении психически больных. В частности, действующая на территории Санкт-Петербурга «Гражданская комиссия по правам человека», финансируемая сайентологической «церковью», называет психиатрию лженаукой, психические болезни – ярлыками для инакомыслящих, а психофармакологические препараты – наркотиками. Члены этой и подобных ей организаций выступают с нападками на психиатрические службы, вовлекают в сферу своей деятельности психически больных, призывая их к отказу от лечения и обращения к психиатрам, что, в ряде случаев, приводит к значительной задержке начала реабилитационного процесса, а иногда – и к прерыванию его.

Также негативное влияние на реабилитацию психически больных оказывают и «псевдомедицинские» секты, являющиеся составляющей движения «Нью Эйдж» («Новой Эры»), которое распространяет оккультизм в области охраны здоровья и личностного развития, провозглашая «исцеление» телесных и психических заболеваний. «Целительские» методы этих культов основаны на многочисленных псевдопсихологических теориях с элементами оккультных движений и практик, а также превратно понятых отдельных положений восточных религий и зачастую маскируются под видом научно обоснованных психотерапевтических методик. При этом нарушается право человека на информированное согласие на проведение той или иной лечебной методики, поскольку пациент не предупреждается о возможных негативных последствиях, связанных с ухудшением здоровья. Как и в «церкви сайентологии», во многих псевдомедицинских культах практикуется полный или частичный отказ от медицинской помощи.

Не следует забывать, что обращение к религии – это сугубо добровольный акт. Веру нельзя «прописать» как лекарство, поскольку духовная область человека, прежде всего, предполагает свободный выбор. К сожалению, нередки случаи, когда врач необоснованно берёт на себя роль духовника, наставника, навязывая больному свои личные духовно-мировоззренческие установки. Нужно отметить, что нередко и сами священники превышают границы своей компетенции и пытаются давать больному советы о том, как ему следует принимать лекарства, о чём можно говорить врачу, а о чём нельзя и т.п., т.е. вмешиваются в сугубо медицинские аспекты. Иногда душевные болезни ими воспринимаются либо как результат воздействия злого духа, либо — как следствие греховного повреждения души, вследствие чего психиатрическую помощь они считают нецелесообразной и предлагают духовные методы лечения (такие как усиленная молитва, строгий пост, тяжёлое послушание и т.п.). Всё это негативно сказывается на доверии больного своему лечащему врачу-психиатру, вследствие чего пациент может перестать принимать назначенное ему лечение (или вовсе не обратиться к врачу с жалобами на очередное ухудшение состояния). В результате болезнь прогрессирует, что в ряде случаев может приводить к тому, что поведение больного начинает представлять непосредственную опасность для него самого или для окружающих. А ведь именно священник – человек, обладающий особой значимостью и авторитетом для верующего душевнобольного, — может первым заметить симптомы заболевания и посоветовать обратиться к врачу. В этой связи уместно вспомнить слова митрополита Антония Сурожского: «Священник не может быть профессиональным психиатром, но он должен (по крайней мере) достаточно интересоваться тем, что происходит с людьми вокруг него, чтобы иметь какие-то познания о том, как проявляется душевная болезнь. Когда душевнобольной человек оказывается верующим, его душевное состояние отбрасывает тень на все, в том числе на его жизнь в Церкви. И очень важно, чтобы священник был в состоянии различить, где болезнь, а где подлинный мистический опыт».

Подводя итог, можно сказать, что религиозная вера видится важным личностным фактором, ресурсом реабилитации некоторых групп верующих психически больных. При этом духовная жизнь пациентов не может заменить иных аспектов реабилитации (медико-биологического, психологического, социального), но должна идти в тесной взаимосвязи с ними.

  1. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Таким образом, в связи с изменением системы духовно-нравственных ценностей и оживлением религиозности в российском обществе, наметилась тенденция изменения мировоззренческой основы современной психиатрии и психотерапии. В частности, это проявляется в новом понимании особенностей религиозной жизни психически больных. Делаются попытки разграничения религиозных убеждений пациентов, являющихся ресурсным фактором в их реабилитации, и религиозно-мистических психопатологических переживаний, лишь внешне имитирующих нормальную религиозную активность. В самых общих чертах подлинную религиозную веру отличает фокусированность на Боге, она способствует личностному росту и уважению к собственной личности и другим людям, и базируется на личном опыте Богообщения. Напротив, патологические проявления религиозности проявляются в качестве симптоматики основного психического заболевания, носят дисгармоничный характер и сопровождаются другими симптомами, такими как бред, галлюцинации, нарушения мышления, памяти и внимания, эмоцональная холодность и отгороженность от близких, утрата контакта с ними и окружающим миром, безразличие, снижение навыков социального функционирования.

Как было показано в представленном выше кратком историческом экскурсе, попечение о психическом здоровье человека с давних пор является заботой Церкви. Однако поддержание физического здоровья в отрыве от здоровья духовного с православной точки зрения не является безусловной ценностью. В этой связи представляется важным такая организация помощи верующим психически больным, при которой было бы возможным сочетание пастырской и врачебной помощи при надлежащем разграничении сфер компетенции врача и священника. Среди возможных путей реализации такого подхода можно предложить создание православных консультативных центров, в основе которых лежало бы взаимодействие священнослужителей и специалистов в области охраны психического здоровья (врачей-психиатров, психотерапевтов, психологов и других) на единой мировоззренческой основе. Следует отметить, что по вполне понятным причинам на Западе этот процесс начался гораздо раньше – примерно в 40-50-х годах прошлого века. Например, американский психолог Норман Пил пишет: «Если к нам обращается человек с жалобами на душевное состояние, сначала с ним беседует психиатр… После беседы с психиатром пациента ожидает разговор со священником… Священник, анализируя факты, выявленные психиатром, предлагает лечение, в основе которого вера, молитвы, любовь к окружающим… Священник вовсе не пытается подменить психиатра, а психиатр — священника. Каждый выполняет свои специфические функции, но оба работают в тесном взаимодействии». При таком подходе к компетенции врачей-психиатров относятся соматические и биологические причины болезни, психофармакотерапия; психотерапевт и психолог концентрируют своё внимание на психотравмирующих причинах, дефектах воспитания, на методиках немедикаментозной психологической и психотерапевтической коррекции. Перед священником же стоит задача преодоления моральных причин расстройства, запущенности страстной части души, мобилизация сил на осознание своей болезни и активное противостояние ей, пользуясь в необходимых случаях помощью врача, а главное — помощь в движении к покаянию и духовному росту.

МИССИОНЕРСКИЙ ОТДЕЛ